Главная / О нас / Колонка редакции / Ловушка профориентации в жизни семьи с подростком
Ловушка профориентации в жизни семьи с подростком
Тема сегодня очень важная – про профориентацию. Традиционно представимся: возраст ребенка (детей) и основное свое желание, надежду, связанную с этой лекцией, а также опасения, связанные с профориентацией ребенка.
Родитель: У меня дети еще не очень большие, но лекция интересна, потому что есть уже у старших детей (даже и у младшего) какая-то направленность, интерес. Хотелось бы, чтобы они выбрали не такую работу, на которую нужно ездить с девяти до шести пять дней в неделю.
Родитель: Дочке – семнадцать с половиной, она уже учится в колледже. В какой-то момент, когда она задурила в девятом классе, я немножко поднажала и сказала: «Ты хорошо поешь. Давай ты пойдешь в музыкальное», - и приложила усилия, чтобы ее подтолкнуть, потому что она вообще ничего не хотела. Учится сейчас она шатко-валко, и я задаю себе вопрос: надо ли было это делать?
Мальчику сейчас четырнадцать. Я понимаю, что какая-то направленность у него должна быть, но не вижу ярких увлечений в нем. Возвращаясь в свою юность, помню, что после десятого класса не знала, куда хочу, и пошла абы куда. Пошла в технический вуз, а потом поняла, что мне нравится Пед, и пошла в Пед. Хочу понять, насколько родители должны направлять ребенка, а что нужно детям. Боишься их совсем отпустить, потому что компьютерный мир поглощает.
Родитель: старшему сыну двенадцать лет. В моей родительской семье дети всё выбирали сами, но не рано, поэтому у меня внутреннее несоответствие. Сейчас всё мое окружение уже с самого детства ребенка представляют, где бы они хотели, чтобы себя нашел ребенок. Я не понимаю, нужна ли такая позиция. Мне, скорее, не нужна – я хочу, чтобы он сам определился. Ему трудно определиться сейчас, потому что шестой год в музыкальной школе, но сейчас второй год увлекся футболом, а школу музыкальную ему бросить жалко. Я не хочу давить.
Екатерина: Тут есть объединяющий момент – вы тоже не хотите давить.
Родитель: В нашей семье все математики, а дочка (ей четырнадцать лет) далеко не математик - она рисует. Сын растет тоже не совсем математиком – хорошо пишет сочинения, любит стихи. Мне кажется, сейчас главное – мозги поставить на место.
Екатерина: Несколько важных вещей; они не про профориентацию, а вообще про подростков. Перечислю тезисно.
Во-первых, сейчас более позднее волевое взросление. Они физиологически взрослеют выражено раньше (то, что у нас было в двенадцать лет, у них может быть в десять), и в шестом классе, например, это могут быть люди, обладающими всеми вторичными половыми признаками. Это оболочка, это внешнее. Внутренне дети взрослеют позже. Причины изучаются и, скорее всего, они социокультурные. Дело не в воспитании, дело в общем подходе. Мы с ключом на шее прекрасно проводили время, начиная с первого-второго класса. «Ключ на шее» - условное понятие самостоятельности, когда ребенок сам за собой смотрел и отвечал за свои выборы, но довольно рано; в начальной школе уже, наверное, отвечал. Сейчас если вы увидите пятиклассника с ключом на шее, вы будете удерживаться от желания позвать милицию, взрослого, позвонить родителям. Если вы увидите семиклассника, который возвращается домой сам, то вы проявите заботу, тревогу и узнаете, доехал ли он до дома. Это сдвинулось, и не только в наших головах – это сдвинулось в социуме. Сдвинулось, по крайней мере, в Москве и других больших городах, у семей плюс-минус обеспеченных. Это не зона риска.
По-прежнему есть дети, которые очень самостоятельные, но они находятся в глубокой зоне риска – до этих занятий родители не доходят. Дети из семей не из зоны риска обладают меньшей самостоятельностью. Благополучная семья дольше бережет детей: дольше водит за ручку, дольше сопровождает, оберегает. Все боятся разных вещей, и часть из них, действительно, реальная. Очень тяжело отпускать ребенка во взросление. В результате они теряют четыре-пять лет по волевому созреванию. На свой возраст они очень умные, развиты интеллектуально, внешне, но волевые компоненты - то, что имеет непосредственное отношение к выбору профессии, у них задержано, в большинстве случаев. Бывает, что жесткая ситуация в семье: многодетность или передряги, - делают ребенка более взрослым.
Родитель: А насколько задержка?
Екатерина: Я считаю, задержка – четыре-пять лет. Нынешний восемнадцатилетний - как четырнадцатилетний раньше по волевым показателям, по уровню оценки того, что происходит вокруг, по уровню социальной реальности. Они очень много времени проводят в экранах. Они смотрят много – либо нашу ерунду, либо американские фильмы. То, что реально вокруг, они вообще видят мало, не сталкиваются со сценами на улице, потому что мы их, в основном, возим. У них просто отложенное взросление.
Так бывает не у всех. Есть семьи, где могут защищать детей от всего.
Следующий пункт – у большинства детей вообще отсутствует финансовая тревога.
Родитель: Ее надо искусственно создавать?
Екатерина: Ее не создашь искусственно. Чтобы сделать искусственно, нужно очень сильно стараться. Дети умные – они прекрасно понимают, сколько стоит то, что вы покупаете: сколько стоит продуктовая тележка, сколько стоит обувь, сколько тратится на отдых. Если эта сумма есть, то ребенок рано или поздно начнет ее видеть при всей своей задержанности. Финансовую тревогу очень сложно создать искусственно. Можно поменять стиль жизни, чтобы обеспеченность, по крайней мере, детей не развращала.
Родитель: Финансовая тревога мамы, пусть даже не обоснованная, имеет здесь значение, или они видят только факты? Мама тревожится, но продуктовая корзина стоит столько-то, а мама все равно тревожится.
Екатерина: Сложный вопрос. Скорее всего, тревожность они переймут, но будут понимать, что папа новый телефончик все равно купит: один утопят – другой появится. У нас, у большинства людей поколения родителей, уровень защищенности в период нашего взросления был другой. Был узкий кластер граждан, которые росли в ново-партийной и дипломатической прослойке, – у них тоже не было уровня тревоги. И тогда у них будет второе поколение. У основного количества просто людей, которые жили в России, примерно нашего возраста – от тридцати до сорока пяти, условно, - взросление пришлось на значительный уровень социальной тревоги родителей. Сначала тревоги, потом финансовых усилий – это были живые темы для родителей. Мы понимали, что сейчас, может быть, физически не хватает денег – их может просто не быть или их не бывает достаточно. Это, с одной стороны, плохо, и может сделать людей нервными, запасливыми, склонными все покупать и складировать. С другой стороны, это запускает механизм глубокого размышления: а кем же я буду, как я буду жить. Не только, как я буду работать и как буду себя развлекать, но как я буду жить.
Люди осмысляют это по-разному. Сейчас появились дети, которые учатся лет до тридцати – тридцати пяти. Причем, очень способные дети, которые заканчивают прекрасные школы, с прекрасными результатами, выигрывают олимпиады. Они поступают, получают одно образование, потом они получают другое образование, потом они где-нибудь поучатся заграницей – они вообще не стремятся работать. Очень умные дети. В целом, таких «задержанных» детей очень много.
Следующий пункт: у нас в стране очень сложная ситуация. Она не сейчас сложная. Сейчас гораздо лучше, чем могло бы быть, но в долгосрочной перспективе ситуация довольно сложная. Все вещи, направленные на будущее, то, что должно делать государство: выстраивать долгосрочные стратегии развития общества, долгосрочное развитие экономических стратегий, социальных стратегий, образовательных стратегий, - все понимают, в каком оно виде. И дети, не зная того, что знаем мы, это чувствуют как отсутствие перспектив. Если поговорить с учениками приличных заведений, которые хорошо учатся, то потрясает процент желающих уехать (не обязательно они уедут – это желание может рассосаться). Есть и патриоты, которые не уедут ни за что (среди детей патриотов много – мы их воспитываем тщательно), но и они отсутствие перспективы тоже понимают. Ситуация в обществе такая, что экономические и профессиональные перспективы человека, который выберет нормальную профессию, станет ее осваивать и работать, очень туманны, потому что такой период развития у страны, такой период в экономике. Целевая экономика либо накрылась, либо должна быть сильно диверсифицирована. Все структуры, связанные с советской империей, разрушены, новые не возникли. У нас была развитая сфера услуг потребления, которая сильно росла, а сейчас будет сильно сжиматься, поскольку падает уровень жизни в обществе. Дети это чувствуют. Перспективы развития непонятны.
Это транслируется детям через разные источники. Предположим, придет к вам ребенок и скажет: «Мама, я хочу в медицинский», - вы хотели бы этого?
Родитель: Да. Перспективная профессия – военный врач.
Екатерина: Да, эти социальные лифты работают: военные, милиция, госуправление. Но это может не совпасть с ценностями каждой семьи. А просто врач – это немного иначе, здесь нет перспективы, потому что представить своего ребенка просто врачом в обычных структурах сложно. И те, кто заканчивают медицинский институт, говорят, что в поликлинику идут только те, которые ничего не могут или плохо учатся. Количество людей, которые работают в социальных государственных заведениях – там очень большой процент не москвичей, потому что люди с возможностью выбора выбирают другое. Это то, что ребенка путает.
Или скажет ребенок: «Я хочу быть учителем». Что вы ему скажете? Какой будет ваш отклик, если вы его не отфильтруете?
Родитель: «Школу откроем».
Екатерина: Хорошо, если школу откроем. Кстати говоря, образование – это не закрытое окно. В образование люди могут пойти. Те, кто действительно любят учить, пойдут не в государственный образовательный проект, а в проект, может быть, имеющий финансирование, но, на самом деле, альтернативный по своей начинке. Это окно не закрытое. Но мы понимаем, что это выбор, не связанный со стабильностью, с заработком. Очень сложно в России найти сочетание, чтобы было интересно, чтобы было осмысленно, полезно для других и для себя не вредно, и чтобы была гарантирована обеспеченность среднего уровня. Назовите мне такие профессии.
Родитель: Преподаватель.
Екатерина: Только частный.
Родитель: Гос корпорации.
Екатерина: Да, возможно. Если ребенок, в четырнадцать – семнадцать лет хочет идти в гос корпорацию из спокойной среды, не где нужно всех поднимать, доучивать и долечивать, возникает вопрос, что у него с целеполаганием. По сути, это очень скучная работа, административная, связанная с некоторым количеством моральных компромиссов, возможно. И ребенок, который говорит: «Я пойду на гос управление», - возможно, даже дальше далеко пойдет, потому что понятно, что он делает некоторое движение. Ориентировать детей на такой выбор, может быть, кто-то и может, но вряд ли они сидят здесь.
У детей в возрасте, когда они выбирают профессию – тринадцать, четырнадцать, пятнадцать лет, - душа очень чуткая и настроена на осмысленные действия. Если нет, то это гораздо более тревожно, чем ситуация, когда им вообще ничего не надо. Если человек думает, пойти и заработать денег любой ценой, и ему не девять и не десять, а он уже подросток, то это должно вызывать тревогу.
Родитель: А если Суворовское хочется?
Екатерина: Думаю, что ему нравится форма. Он еще не вошел в тот возраст, когда думает о смысле. Плюс есть какая-то романтизация профессии, и этот социальный лифт работает. Тут надо понять, сочетается ли конституция ребенка с этим видом учебы – насколько он режимный, стеничный, способный выносить какое-то давление; если да, то прекрасно. И также надо понимать, насколько это совпадает с понятиями семьи. Если да, то тоже замечательно.
Продолжение следует.
Нам очень важно знать Ваше мнение. Пожалуйста, напишите что вы думаете об этом.
Top
Последние Комментарии
verba-knt07-06-16 15:09:43
С одной стороны, ваше, Екатерина, мнение было всегда для меня важно и ценно как источник здравого смысла, и еще - своей уникальностью. Никто до вас не додумался сказать: "Православные родители! недостаточно быть православным+родить много детей чтобы у вас была хорошая семья", а потом предложить ряд конкретных простых шагов для урегулирования "нормативных" проблем и некий взгляд на ситуацию вообще. И это, конечно, было здорово. (чувство, что тебя понимают :))
Но теперь я читаю вас и впадаю в некоторый ступор: "с кого портреты эти пишут? где разговоры эти слышат?"
Возможно, это обусловлено моим несколько специфическим кругом общения, но моей семье, и минимум в трех семьях моих близких подруг норма чтобы ребенок с 2, ну 3 класса сам ходил на занятия, и в школу (в моей случае ездил обратно из школы домой: 5 остановок на метро. Раньше - метро+автобус). И гулял с друзьями после школы пару часов сам. Заходил в магазин, покупал вкусняшки. Норма, чтобы он пришел домой, сам разогрел себе суп, убрал вещи, подмел комнату и сделал те уроки, какие может. Норма, что у него есть карманные деньги, и он может с ними делать что хочет (следовательно, рассчитывать личный бюджет). Норма абсолютная, когда я говорю "извините, милые, сейчас все деньги нафиг кончились, придется потерпеть с покупкой", и более того: бывали ситуации финансового кризиса, когда мы просили у детей из копилки деньги на "дожить до зарплаты" (потом разумеется возвращали). Норма, что дети ездят сами в лагеря с 7 лет (спортивные лагеря с усиленными тренировками). Совершенно естественно лет с 2 уж точно подкинуть детей бабушке или подруге на пару дней (нечасто, три-четыре раза в год). И то, что вы всерьез рассматриваете и разбираете эти вопросы - это для меня очень удивительно.
А вот что гораздо важнее, и на что я не знаю ответа. Ребенок явно одарен в определенной области. При этом - не склонен "упираться" и к перфекционизму тоже не склонен, вообще, по жизни. Что делать? Пусть халтурит? Но в будущем время будет упущено сильно, и одна из возможностей реализации для него закроется (а занятие ребенку нравится, и может послужить базой для ряда профессий). Додавить? не дергать? как оно вообще бывает? И да, ребенок в том занятии очевидно успешен, как признают учителя.