Главная / Статьи / Религия и вера / О.Михаил Шполянский. Мелочи приходской жизни.
О.Михаил Шполянский. Мелочи приходской жизни.
Мелочи приходской жизниТабачные тона зимы бесснежной,
Январской мороси студеная купель,
И радости рождественской безбрежность,
И тихая светящаяся ель.
Как в детской ясности встает начало года,
В прозрачном видении и пеньи хоровом.
И вновь звезда плывет по небосводу,
И Разум озаряет род людской.
Погребальная трапеза
В начале своего приходского служения я был строг зело, высокодуховен и глубоко ортодоксален в меру своего разумения этого понятия. В частности, я относился с большим предубеждением к погребальным трапезам. Как вообще ко многому в приходской обыденности. Считая необходимым добиваться некого стерильного православия, я всячески противился любым «плотским» излишествам вокруг церковных обрядов, мешающих их духовому восприятию. Особенно, конечно, меня возмущали совмещенные со свадебными празднествами венчания (действительно в своих крайних случаях действа весьма малосимпатичные: зеленые от перепоя покачивающиеся женихи и с отвращением глядящие на очередную порцию «спиртного» - венчальную чашу вина - невесты ), а также клубок суеверий и нехристианских обычаев вокруг погребения усопших.
Погребения. Вымученные и мрачные «глоссалии» родичей («Что же ты в той темной яме теперича-а-а-а! Что же твои глазоньки света никогда не побачуть!» и т.п.), закладывание в гроб водки и сигарет, бросание в могилу денег, вечная сверхпроблема - водружать крест в ногах или голове покойника?; и апофеоз погребальной деятельности: обеды. Как правило, обильные мясные трапезы с еще более обильными возлияниями.
Вследствие таких своих воззрений первое время я вообще ходить на поминальные обеды отказывался. Но в какой-то момент понял: традиция есть традиция, и если люди делают обильную поминальную трапезу, это вовсе не означает, что они не думают о душе усопшего. Обижались же на нежелание прийти на поминание, посидеть за столом и пообщаться с людьми, все. А зачем обижать людей? Причем я убедился: действительно, общение с народом в такой простой, бытовой обстановке немало сближает людей со своим приходским батюшкой, помогает наладить контакт и взаимопонимание (что в те, только-только постсоветские времена, было крайне необходимым).
Я стал ходить на поминания. С хористами, с матушкой. В некоторых случаях это по-прежнему ощущалось неуместным - в случае глухой пьянки. Но гораздо чаще - я это видел! - присутствие на трапезе давало возможность рассказать и о Церкви, и о православии. Люди, как правило, слушали внимательно, заинтересованно, задавали вопросы. И сердечно благодарили при расставании.
В общем, привык я к поминальным обедам. И не только в «духовном» их плане. Действительно, в почти голодные годы средины 90-х это была чуть ли не единственная возможность оттрапезничать вкусно и обильно. Так что и хорошо поесть на обедах привык, и, иногда - что греха таить - ждал того.
И вот, как-то в один летний день 94-го года, пригласили нас на погребение в ближайшее село. Село, не чета нашей Старой Богдановке, богатое даже в эти разоренные годы. И семья вполне обеспеченная, знакомая нам. Добрые и благочестивые люди. Хоронили старушку лет за 90; бабушка мирно жила и мирно скончалась. Так что все было вполне благостно.
Первые числа июня, среда. Время тогда выдалось как-то особенно для нас голодное; без всякого преувеличения скажу, что буханка хлеба на панихиде и при крещении зачастую была единственная еда (кроме своего, выращенного на огороде, подножного корма - но что там еще было в начале лета?).
А семья, в которую нас пригласили, была небедной и хлебосольной. Правду скажу - ехали мы с хористами с предвкушением послепогребального угощения - миски горячего борща с мозговой косточкой и пюре с котлетами. А что среда? - так мы же «путешествующие». Да и людей нельзя обижать, нужно есть, что подадут.
На этом и попались.
После завершения погребального богослужения все направились домой к хозяевам. В просторных комнатах был накрыты столы; угощение, как мы и предполагали, было изобильным и на вид весьма вкусным, пахло восхитительно. Кроме чаемых котлет и пюре, была столь любимая мною сладкая лапша с вареными яйцами, голубцы, колбасно-мясная нарезка, сыры, блинчики со сметаной, и прочее.
Нас посадили на почетные места во главу стола. Рядом суетилась местная благочестивая старушка - Лукинична. Она все время приговаривала: «Присаживайтесь, батюшка, Андрюша, Ира, располагайтесь, кушайте. Для вас все как положено приготовили, чтобы вы покушали. Особо приготовили. Я то подсказала, что сегодня день постный, что скоромного вы не можете. А у них все или с мясом, или с яичками, или со сметанкой. Но вы на них не серчайте, обычай такой, людям надобно все как положено дать… А вы кушайте на здоровье, вам все постненькое приготовили, как я им сказала, не сумневайтесь».
Перед нами стояли миски с пустой лапшой, горка хлеба и стаканы с компотом….
Однако мы все съели, и на том большое спасибо. Да еще вдоволь насмотрелись и нанюхались.
Вот так, Бог вразумил - чего стоит мое кондовое благочестие. За что боролись, на то, как говорится, и напоролись…
Дресс-код
Епархиальные торжества; среди прочих иереев мне указанно прибыть в собор. Молебен, крестный ход, торжественное собрание, обед. Едем с Аллой, ей нужно по каким-то делам в город. Я при полном параде - ряса, золотой крест. Как всегда опаздываем, но, против обыкновения, еще не катастрофически.
Алла погружена в свои мысли, молчит. Затем негромко, сама себе, проговаривает: «Чушь какая этот дресс-код…»
Услышав незнакомое словосочетание, интересуюсь:
- Дресс-код? А что это такое?
- Это неписаные правила, когда, в какой ситуации, как следует быть одетым. Кое-кто возвел это уже в догму, а там полно всяких маразмов. Хотя есть и разумные элементы. Вот, ты едешь на мероприятие; естественно, одет должен быть соответствующим образом. Не пойдешь ведь на торжественный молебен в домашних тапочках….
- Ну да…
При этом с некоторым опасением шевелю пальцами ног. Просторно, обычные кандалы выходных туфель не ощущаются. Смотрю вниз. Старые, но очень удобные и мягкие комнатные тапочки. Резко торможу.
Через двадцать минут мы опять проезжаем то же место. Я в обувных веригах, Алла нервничает; теперь мы уже опаздываем катастрофически. Дресс-код виноват.
* * *
Несколько слов…
В епархиальном дворе стоят четверо молодых, недавно рукоположенных иерея. С важным видом беседуют:
- Меня владыка на преподобного Сергия рукополагал.
- А меня раньше, на Николу майского. А тебя, Василий?
- Меня на попразднество рукоположили.
Вид у Василия самый величественный и в то же время комичный: в фиолетовом подряснике с талией под мышками и в замечательной скуфье: пронзительно-зеленного цвета, и длинной, как цилиндр клоуна. Собеседники смотрят на него с некоторым недоумением, но, опасаясь признать, что они чего-то такого существенного не понимают, солидно кивают: «Да, да, вот оно как…»
* * *
Ставленническая исповедь. После недолгого разговора, оставившего больше вопросов, чем ответов, исповедующий иерей спрашивает:
- А Вы, молодой человек, вообще Новый Завет читали?
- Конечно, читал. Но только Апостола.
- Как это так?
- Ну, когда папенька благословлял на службе мне почитать, в стихаре, я и читал…
* * *
Вообще, чтение Апостола (как и Паримий) - известная почва для всяких забавных случаев и оговорок. Наш Илья, когда ему было лет двенадцать, прочитал во время литургии известный текст апостольского послания (церковнославянский шрифт) «…приветствуют вас Акилла и Прискилла….кто не любит Господа нашего Иисуса Христа… маранафа» таким образом:
- Приветствуют вас Акула и Прискулла… Кто не любит Господа нашего Иисуса Христа … Баба Яга».
А совсем недавно, столь же известный текст, чтение в память святых мужей («…прогоняли полки чужых. Жены получали своих мужей воскресшими…») прочитал так:
- Прогоняли полки чужих жен. Получали своих мужей воскресшими….
Священное животное
Кошки существа мистические. Сейчас я не собираюсь углубляться в эту тему, но факт этот, как мне кажется, очевиден; об этом знали и древние цивилизации, и церковь. Факт: кошка храм не оскверняет, в отличие от других животных (особенно, не приведи Господи, друзья человека - собаки). Так, кошке позволено находиться не только в храме, но и в алтаре, и, даже если она запрыгнет на престол - это не есть его осквернение (как в свое время объяснил мне крестный, преподаватель МДСиА о. Сергий П-ов). Конечно, само понятие осквернения весьма спорно, и более восходит к сакральным культам, чем к учению Христа. С другой стороны, «допуск» кошачьим на пребывании в храме имеет и сугубо утилитарную причину: как иначе справиться с вездесущими мышами? Но все же…
Наш пономарь Андрей, лет десять проживший в домике во дворе церкви (там у него была иконописная мастерская), с собой привез кошку Марусю. Маруся дама строгая; не то, чтобы нелюдимая, но сдержанная. Обычно она была как-то малозаметна. Но несколько раз в году, во время нашествия мышей (особенно осеннего) Маруся становилась незаменимой. Достаточно было на ночь оставить её в храме, и не только полчища зловредных грызунов исчезали, но каким-то непостижимым образом исчезал даже стойкий мышиный запах. Она словно «всасывала нюхом» мышиное сословие. Ведь выловить физически всю популяцию за ночь было практически невозможно. Особенно наглядным это стало после ремонта потолка церкви. Свято-Никольская церковь, архитектурного типа на нашей земле малораспространенного - «базилика», или «корабль», потолок имела плоский по всей площади постройки. Во время капитального ремонта здания было принято решение: облагородить потолок, обклеив его листами декоративной плитки из пенопласта. Любой другой ремонт требовал бы непосильного: замену всего перекрытия. Обклеили. Создав тем самым настоящую «мышеферму». В первое же осеннее нашествие мыши даже начали прогрызать тонкие листы пенопласта, а пару раз в образовавшиеся отверстия сами вываливались на глазах перепуганных прихожан.
Я был в расстройстве: как исправить положение представить не мог. К возможностям Маруси в борьбе с поднебесными мышами я относился скептически. Но все же на просьбу Андрея благословить оставить на ночь в храме кошку согласился; хуже не будет. Утром Маруся скромно сидела возле входной двери. Нагажено нигде (как и всегда!) не было. А также не было мышиного запаха. А вскоре стало очевидным - нет и самих мышей. И долго еще они зримо не появлялись. А когда появлялись - стоило Марусе переночевать в храме, и все. Крысолов(ка) из Хаммельна…. Какая же у неё флейта?
А еще вот презабавная история была у нас с очередным котиком - Кузей. Вообще круговорот котов в природе семьи и храма нескончаем, но Кузина эпопея запомнилась особо.
Попал к нам Кузя котенком, в начале 90-х. И вскоре заболел - на шее появилась огромная опухоль, полная гноя. А в те времена в нашем селе не то что ветеринара не было - и фельдшерский пункт не работал. Всю нашу семью - как людей, так и животных, а иногда и соседей, приходилось лечить, вплоть до оперативного вмешательства, мне. Приобрел я себе разные лечебные средства и инструменты - скальпели, зажимы, пинцеты. И резал - если чувствовал, что ситуация этого требует, и что я справлюсь.
Так вот, Кузю, пока у него голова совсем не отгнила, резать было необходимо. Но это вам не кролик: мал, да удал, зубы-когти на месте. Не даётся.
Решил я применить общий наркоз. Положил Кузю спиной себе на колени и влил в него, не смотря на сопротивление, хорошую порцию водки. Подержал, опустил на пол. Кузю шатало, но он явно блаженствовал: агрессивности ноль, мурчит. Глаза, правда, разъезжаются. Взял я его опять на руки, спеленал для надежности, и принялся оперировать. Правда, тогда скальпеля у меня еще не было, резал бритвенным лезвием. Кузя сопротивлялся вяло, зато обильно меня описал. Однако операцию провести это не помешало: вскрыл волдырь, выбрал столовую ложку гноя, тщательно вычистил рану, положил мазь собственного изготовления, забинтовал.
Кузя выжил и выздоровел. Но - к сожалению - стал полным идиотом. Не знаю, виной тому болезнь, операция, водка или врожденная склонность. Однако впечатление такое, что по мере взросления он неуклонно глупел. Он не только не научился ловить мышей, но и явно их побаивался.
Однажды я решил наглядно показать Кузе, что мышь - это безопасно и очень вкусно. Мышку поймал живую, под банку с монеткой. Привязал её за хвост на ниточку. Кота загнал в угол - чтобы заранее не ретировался с позором. И стал покачивать бедной мышью у него перед носом. Мышке, наверное, было страшно, но тот ужас, который читался в глазах у Кузи, зашкаливал все пределы. Сидя на задних лапах, спиной он вжался в угол, и круглыми глазами следил за раскачивающимся перед его носом страшным зверем. Я еще подвинул мышь к Кузе: «Ну же, нюхай, вкусно пахнет!» И тут мышь отколола номер: изогнувшись, она потянулась к коту, и укусила его за нос! Кузя с воплем вырвался из угла, проскользнул мимо моих ног, и умчался на улицу.
После этого он начал мочиться в доме и всячески гадить. Совместное существование стало категорически невозможным. Пришлось с ним расстаться. С сожалением, все же домашняя животина, пропадет сама. По моему убеждению, самостоятельно выжить он был не способен, вариантов не было. Все, что я мог сделать для него - это отвезти в более или менее кормовой край и оставить с миром. Так я и поступил - завез Кузю недалеко, километра два от дома, в центр огромного дачного массива; оставил на участке своего знакомого, прихожанина, подрабатывавшего на дачах сторожем. Там он, скорее всего, и скончался бы смертью бомжа; надежды, что его кто-то пригреет, было мало….
Через пол года, осенью, я заехал к своему знакомому-строжу накопать саженцев черемухи.
- Как котик, которого я весной тут оставлял?
- Котик? А, котик… Не знаю, много тут всяких ходит. Вашего, батюшка, вроде не видел…
Пока я орудовал лопатой, густые заросли кустов напротив меня раздвинулись. Показались усы, потом круглые осоловелые глаза. На поляну, глядя вниз и явно ничего не видя вокруг, медленно выбрался кот удивительных пропорций: короткий, при этом невероятно широкий. Даже не колбаса, а головка сыра на коротких растопыренных лапках. Кот, тяжко покачивая жирными боками, медленно вылез на поляну и сделал несколько шагов. Перед его носом были мои ботинки и лопата; он тупо на них уставился, после чего медленно, складывая колбасками шкуру шеи, задрал голову вверх. Его сонные глаза сфокусировались на моем лице.
И тут выражение кошачьих глаз начало столь разительно меняться, что - не видел бы то сам - не поверил. В них заплескался знакомый ужас. Секунду кот смотрел на меня затаив дыхание, а затем сделал невероятное: задом двинулся к кустам, переступая ногами в обратном порядке. Задом же, хвостом, раздвинул ветви, и через секунду, не отрывая панического взгляда, исчез в зелени.
Так в последний раз мы встретились с Кузей. Неблагополучным беспризорником он не выглядел…
Братец Авель и другие
Предсмертной красотой застыв,
в строках сквозит,
Является во сне - победно и безмолвно,
И долго-долго-долго смотрит, словно
Воспоминанье отраженья зрит.
Интересна история появления у нас пономаря Андрея, хозяина кошки Маруси. В свое время он - Андрей Толкунов, сын известного херсонского художника Егора Толкунова - закончил Одесское художественное училище имени Грекова. Это было самое начало 90-х. Как-то Андрей попал к нам в церковь - был дружкой на венчании друзей. С этого момента началось его воцерковление. Некоторое время, недолго, он прожил у нас при храме. Затем, в одну из приходских паломнических поездок, побывал в Псково-Печерском монастыре. Взял благословение остаться трудником. И остался.
Но пробыл он в монастыре недолго, несколько месяцев. Что не удивительно - по своему новоначалию Андрей был чрезвычайно строг, благочестив, праведен. И сердит на всякую апостасию [1] , которая так и вилась вокруг, поражая как маститых старцев, таки невинных отроков и отроковиц. Андрей же с этой заразой боролся со всей горячностью православного неофита: обличал и вразумлял. Нужно сказать, что и вид в то время он имел соответствующий: ходил в сапогах и военном френче, черная борода лопатой, свирепое выражение лица, горящие огнем праведности глаза.
А вообще-то он «белый и пушистый»: на удивление мягкий, добрый и веселый человек. Но что поделаешь, такая уж болезнь: неофитство…
В общем, долго его в монастыре не выдержали. Отправил его братский духовник домой с наказом: обратиться военкомат, и пойти послужить в армию. Небось, обтешется…
Андрей все выполнил по благословению. Военкомат тоже не возражал, послали на медкомиссию. «Здоров… Здоров…» Дошла очередь до психиатра. Провокационный вопрос:
- Молодой человек, вот Вы сами вызвались пойти служить. Какая к тому причина?
- Меня старцы благословили!
- Что???
- Меня в монастыре старцы благословили в армию идти!
Напоминаю, это год примерно 1992, еще к таким оборотам в госорганах не привыкли. Собрали консилиум, после нескольких вопросов «о старцах» и небольшого совещания принято общее решение: от армии комиссован с белым билетом. (Как тут не вспомнить бессмертного Швейка - в психушку он попал благодаря крикам: «Да здравствует император Франц-Иосиф! Слава австрийскому оружию! Ура, мы победим!»)
Пришлось Андрею ехать опять в Печоры. Там развели руками:
- А ты откуда к нам приехал, из Николаева? Первый раз с отцом Михаилом приезжал? И до того у него при храме жил? Вот и отлично - поезжай к отцу Михаилу, живи там, трудись, учись, а там Господь укажет…
Так Андрюша поселился у нас на ПМЖ.. Несмотря на свирепый вид, оказался он человеком замечательно мягким и миролюбивым. А нужно сказать, жить ему пришлось в условиях довольно спартанских. И немалая заслуга в создании этой спартанской аскетики принадлежала нашей церковной бабушке, Вере; как её все звали, матушке Вере.
Судьба у Веры удивительная; простая сельская женщина к старости обрела подлинную христианскую мудрость, терпение, смирение. Муж её скончался, дети и внуки разъехались, каждый со своей судьбой (одна из её внучек, Лена Корнилова, осиротев после смерти матери, стала нашей воспитанницей). Любимый сынок Витенька утонул на рыбалке. До времени Вера жила в соседнем селе, Новой Богдановке. Оставшись одна, она продала свой дом и уехала. Все вырученные деньги пожертвовала на ремонт храма Херсонской епархии в Посад-Покровском, на границе областей Николаевской и Херсонской. Времена были - расцвета советского застоя. Настоятель церкви пожертвование принял, поселил её в домике при церкви, и пообещал Вере жилье и присмотр до её упокоения. Прошли годы. Настоятеля перевели в другой храм, в херсонскую глубинку. Взять Веру туда возможности у него не было. Новый настоятель церкви в Посад-Покровском держать старушку при храме необходимости не видел. Пришлось ей вернуться в Богдановку. В Новой Богдановке делать ей уж вовсе нечего было, там и церкви нет. Перебралась в Старую. Здесь постепенно и прижилась при приходе, впоследствии мы её в церковном домике даже прописали. Было где - во дворе храма, за общей оградой, кроме сараев и хозпостроек, находилось два небольших, но вполне пригодных для жизни домишки. В одном из них, совсем старом, как правило, останавливались паломники - в советское время были и такие, кто специально из города, руководствуясь различными соображениями, ездили на службы в немногочисленные сельские храмы. Второй домик построили сравнительно недавно, в конце 70-х. Построили его для себя несколько женщин, многие годы ухаживавшие за храмом, собиравшими средства на его ремонт, и певшими в нем на богослужениях. Учитывая то, что по бедности прихода храм многие годы (десятилетия) считался местом ссылки и исправительно-трудовых работ для провинившихся перед епархией священников, то постоянного настоятеля-труженника там не было. Все держалось на плечах этих женщин, за что нельзя их не поблагодарить. Но все не так просто… Судьба их сложилась по-разному, Клавдия скончалась, Аня и Лида постепенно ездить перестали. А вот самые активные из них, родные сестры Зина и Надя, взбунтовались. На правах многолетних единоличных хозяев прихода они требовали себе особых полномочий, требовали права распоряжаться всей приходской жизнью. По многим причинам допустить этого я не мог (в том числе и по сугубо вероучительным: в их среде были люди, которые открыто не признавали Христа Богом, но только пророком). Естественно, я не предоставил им права жить и по собственному желанию распоряжаться домиками в церковной ограде. Об истории этой длившейся не один год борьбы рассказывать нет ни нужды, ни желания; скажу только, что закончилось все совершенно печально. Зоя и Надя возненавидели друг друга до того, что в храм стали заходить только в случае, если там нет другой; дошло до публичных драк с матами, до потравы домашних животных (их дома находились рядом, прямо напротив церковного двора), и прочие горести. Ну, а домик, в свое время построенный ими, стоял и стоит; при мне там жили все время приходившие к нам бомжи, сироты и другие нуждавшиеся в крове и помощи люди. После моего отстранения от прихода одно время там жил новоназначенный и свежерукоположенный во иереи приезжий паренек с матушкой и маленькой дочкой.
Ну, а матушка Вера и Андрюша жили в домике старом. В одной большой комнате Вера, во второй Андрей; там впоследствии и сделали, вставив огромное окно, иконописную мастерскую.
Вера занималась хозяйством, Андрей пономарил. Причем Верино хозяйствование носило характер более разрушительный, чем упорядочивающий. Некоторое юродствование для неё было не позой, а совершенно органичным поведением, и потому воспринималось как должное, когда с юмором, когда с терпением. Так, она притаскивала Бог знает откуда горы старых тряпок, всякого рванья, и забивала этим все ниши и углы комнат. Заготовленными дровами пользоваться она не любила, но зато с энтузиазмом волокла из старого колхозного сада и из лесосмуг огромные поваленные деревья. Если видишь, что над забором, поднимая тучу пыли, ползет крона сухого дерева, то не сомневайтесь - под ним, как муравейчик под тяжелым сучком, тащится Вера. И откуда столько сил у крошечной, мне гораздо ниже плеча, старушки! - а воз все катится… Прошли годы, я уже давно за штатом, и сколько раз мы уже опасались - вот, Вера эту зиму не переживет; но и ныне, этим летом над забором ползут кроны деревьев…
Уж и говорить нечего, как она одевалась - все попытки матушки дать ей одежду хоть сколько-то отличную от рванья, успеха не приносили; Вера все раздавала, а напяливала на себя нечто несусветное. Самое же прекрасное, что она умела делать - это готовить еду. Готовила она на каких-то невозможных приспособлениях - дырявой плите, обломках газового таганка, и тому подобное. Готовила много. Много по объему, но не по номенклатуре. В основном меню состояло из борща, каши и рыбных котлет. Рыбные котлеты почти всегда делались из зеленных сухарей и тюльки, с головами и кишками. Котлеты были сухие, твердые, черные и ломкие; на пупырчатых изломах из серой массы черной икрой выглядывали тюлечьи глаза. Особой же песней была каша. Крупу нередко в храм жертвовали, да и мы все время что-то подкупали. Так вот, свежую крупу матушка Вера тщательно прятала в тайные закрома (иногда так тщательно, что и сама найти не могла; через год при генеральной уборке находили изъеденные молью останки крупы). Из тех же закромов доставала уже готовую к применению: изъеденную молью, полную долгоносиков и мышиных катышек. Её и варила. А Андрей смеялся:
- Матушка, ну Вы просмотрите, ну это же кушать нельзя, это нужно собакам отдать!
Вера отшучивалась с комично важным видом, обыгрывая какой-нибудь благочестивый оборот, но и тут же улыбалась уголками губ.
Андрей смеялся. И все же ел…
Жили они дружно, понимая друг друга. Трудились при храме.
Андрей пономарил, убирал храм, зимой топил. Но писать иконы отказывался категорически - «се аз недостойный раб Божий».
За советом я опять же поехал в Печоры, зашел в келью к отцу Зинону (Теодор) - мы с ним земляки, и ранее уже были знакомы, хотя и не накоротке [2] . Батюшка на мой вопрос - к кому обратиться с предложением написать для нас иконы, помолчал, подумал, и ответил невероятное (уже тогда имя о.Зинона стало легендарным среди иконописцев и вообще в Церкви):
- Даже и не знаю, что посоветовать… Ну что же, давайте я вам иконостас сам напишу. Только писать буду здесь, в монастыре. Вы дайте точные размеры. И получите благословение совета старцев.
Не смотря на скептическое отношение к этой идее эконома, игумена Филарета («У меня нет запасов сухой липы!»), совет старцев разрешение дал, что стоило мне несколько бочек нашей украинской олейны (подсолнечного масла).
Однако, пока суть да дело, скончался старец архимандрит Серафим (Розенберг) [3] , о котором о.Зинон особо заботился, и вскоре иконописец поручил новое назначение: наместником Мирожского монастыря в Пскове, где и собирался организовать иконописную школу. Переезд, хлопоты по вселению и обустраиванию заняли немало времени; я в то время в Мирожский монастырь приезжал несколько раз. Наконец, дошло дело и до нашего «заказа» (вообще-то денег с нас о.Зинон, даже учитывая все нужды монастыря, брать не собирался). Были изготовлены и написаны иконы царских врат - Благовещение с клеймами. Процесс пошел.
Но тут как раз все и обрушилось [4] : трагический конфликт иконописца с епархиальной властью перекроил не только его судьбу, но, естественно, оставил и нас без чаемого иконостаса.
Однако, когда в храме делали внутренний ремонт, тянуть с заменой иконостаса стало уже невозможным. Наш был из тонкой фанеры, расписан, говорят, во время румынской оккупации, невозможными картинками, которые бы вполне подошли для антирелигиозной пропаганды.
Пришлось пригласить иконописца «со стороны» - Якова Булавицкого. Первый ярус иконостаса (храм у нас крошечный, так что первый ярус - это четыре иконы, кроме царских врат) он расписал успешно. Но этого не выдержал Андрей - тут он сам предложил расписывать иконостас дальше. Видимо, к этому времени у него действительно христианского смирения прибавилось настолько, что он перестал объявлять себя «недостойным сего духовного поприща». На обучение Андрей поехал к нашему одесскому другу, о. Александру Филину, замечательному иконописцу, к тому времени ставшему настоятелем сельского храма в Курской епархии и преподавателем иконописи в Курской семинарии.
Иконы Андрей писать начал. И действительно - это были подлинные образа. Он написал второй и третий ярус иконостаса; последнюю икону закончил непосредственно перед нашим изгнанием из храма.
А еще весь последний год пребывания при храме Андрей писал икону Касперовской Божьей Матери. Сколько раз я не заходил в мастерскую, он все над ней работал. Она же, казалось, не менялась, как была, так и оставалась похожей на эскиз: очень светлый фон, мягкие цвета пигментов. Как-то Андрей приносит икону ко мне домой (она довольно большая, ), ставит на стул, и говорит: «Теперь уже все…» Я смотрю - и опять же не вижу никаких изменений, все тот же набросок. Моя недоуменная реакция, конечно, задела Андрея, он ушел расстроенный.
А на следующий день, выйдя в гостиную, я опять остановился перед иконой. И увидел… сквозь неземную прозрачность, физическую невесомость и невидимость, через воплощенное отсутствие плоти и материала, смотрел столь живой и пронзительный лик, что сердце чуть не остановилось.
Мне кажется, ничего более совершенного в современной иконописи я не видел.
Ну, а через совсем недолгое время нам всем пришлось из храма уйти; был назначен новый настоятель, и все новые порядки отменили старые.
Касперовская икона осталась у нас дома, где пребывает и доныне. Но теперь она с раной. В те бурные дни упала свеча, и опалила нижнюю часть образа. Впоследствии повреждение было подреставрировано (уже не Андреем), но нечто важное было утеряно, кажется, навсегда…
А вот Андрей наш не потерялся. Он вернулся туда, куда его звала душа - в Псково-Печерский монастырь. Теперь он иеродиакон Авель, после длинных лет трудных послушаний наместник назначил его монастырским иконописцем. Сейчас о.Авель восстанавливает переданное под иконописную мастерскую здание у стен обители. И все такой же веселый, добрый, жизнерадостный [5] .
[1] - Апостасия (греч. Αποστασία — отступничество) — термин, используемый для обозначения религиозного отступничества.
[2] - Первый раз с будущим великим иконописцем мы пересеклись в Одессе, где в средине 80-х нашими путеводителями к Церкви были молодые христиане, в основном художники - Стоянов, Харон, Рейдман, Филин. К этой компании в свое время принадлежал и молодой Володя Теодор.
В Печорах же с о.Зиноном я столкнулся в первый же свой приезд: он исповедовал на литургии в Михайловском соборе. На мое покаянное «блудные страсти мучают…» он, подумав, сказал: «Нужно стараться меньше осуждать людей…» Эти слова тогда произвели на меня большое впечатление, и многое мне дали для всей будущей жизни.
Был еще такой забавный случай. Нужно мне было о чем-то с отцом Зиноном поговорить. Вижу, стоит похожий на него монах на галерее второго этажа, перед библиотекой. Я послал Сашу пройти через площадь перед Успенским сбором и убедиться, тот монах - о. Зинон ли? Саша остановился внизу под галереей, долго смотрел вверх, и, в конце концов, громко, на весь монастырский двор, закричал:
-- Отец Зинон! О-о-отец Зинон!!! Это Вы или не Вы?
Стоявший посреди площади грозный наместник монастыря, известный бийца архимандрит Гавриил, гневно обернулся, поднял свой спинокрущащий жезл. Но узнав меня - я уже спешил к Саше - успокоился и отвернулся: к землякам он - сам-то херсонский! - благоволил. А о.Зинон стоит на галерее и смеётся: «Отец Зинон - это я, я!»
[3] - В 1994 году.
[4] - 1996 год.
[5] - И - добавлю - по-прежнему с ним (с нами) происходят забавные истории. Совсем недавно обедали мы с о.Авелем в грузинском ресторане в Киеве, куда он приехал по монастырским делам. Мы с другими участниками трапезы ждали мясное блюдо, а Авель мгновенно умял принесенный ему салат. Пока шла беседа, отец Авель непрестанно хрустел чем-то похожим на чипсы. В конце концов, один из собеседников, заинтересовавшись этим, спросил:
- Отче, а что Вы там едите?Отец Авель показал на большое блюдо в центре стола; на блюде стояли несколько толстых горящих свечей, вся же свободная поверхность была присыпана чем-то похожим на сухие листья цветов.
- И как, вкусно?Авель задумался:
- Да не так, чтобы особенно. Пахнет приятно, а вкус… М-м-м-м… (при этом большую часть листиков отец дьякон уже схрустел).
- Понимаете, отче, это вообще не еда. Это крашенные стружки, декоративные, чтобы блюдо прикрыть…
- А-а-а.. Понятно. Тот-то я и удивляюсь - даже в монастыре нас вкуснее кормят…
Впрочем, веселого настроения о.Авель не потерял, тем более, что вскоре утешился печеной на углях скумбрией.
О.Михаил Шполянский любезно предоставил свои новые произведения специально для сайта сайта "Семья растет". Копирование без согласования с администрацией сайта запрещено.
Перепечатка или копирование данного материала возможны только с согласия автора.
Нам очень важно знать Ваше мнение. Пожалуйста, напишите что вы думаете об этом.
Top
Последние Комментарии